VI

- Фьюить-тю!.. Не укладывается в толк. Ну... е-мое! Чего я сейчас не могу понять - почему раньше это никому не пришло в голову. "Кому это выгодно?" Но кто б, непосвященный, свел воедино...
Конечно. Он любил ее.

Одному ему, другу, Брянцев поведал секретно: беременна, теперь жениться; в тот же вечер. А он, знакомый издали, он полюбил - да тут Брянцев рядом... все предпочтения, она влюбилась; не суйся. И Брянцев (не трепач отнюдь), эдакий симпатяга, живая душа, с ним и делился заветным: как целовались... как женщиной ее сделал. Та еще пыточка.

Молчал: крепок был, да невольно поведением зависишь от сильного. Молчал - до обморочной ревности, стиснутые зубы немели, небось, воображение рвалось как кинопленка на словах обнаженных, сокровенном полушепоте, в темноте, под последнюю папироску, как это бывает.

Планы безумные перебирал. Надеялся еще на что-то? Женитьбой - на искорку ему дунуло. Конец. И одновременно: случись что с Брянцевым - каюк ей, беспомощность: шаткий момент, единственный шанс. Простая логика, и холодок от нее. Все продумал, все рассчитал, все учел. Семь раз отмерил...

И на следующий день как раз стипендия. С ребятами немного выпили в общежитии и пошли домой. Пришли, Брянцев говорит, посидев: пойду к ней схожу, не так поздно еще. (Она с подругой комнату снимала). Он - пошли, говорит, вместе в гости. Пожалуйста. Случай подставляется: он сам предлогов искал вечером вдвоем прогуляться из дому; да тут еще снег сыплет. И специально пальто на вешалке в коридоре оставил, и шапку, только куртку и фуражку старую надел. Тепло, машет, закаляюсь. А март, и снежок.

Только вышли - погоди, говорит, папиросы забыл. Быстро вернулся, включил настольную лампу (окно на другую сторону, не видно, но верхний зажечь - по отсвету заметить можно), чтоб в коридор через щель дверную пробивалось, и комнату не замкнул, ключ изнутри оставил. Будто он дома - для хозяйки, предусматривая алиби.

И сунул в куртку, рука в кармане, припасенный обрезок стального стержня.
На улице сугробы, темно, пусто. И перед углом, где у высокого забора намело, тропка узкая в снегу, Брянцев первый шел - он его по темени и хряскнул. Тот оседать - еще раз! Шапку сорвал - и упавшего еще два раза, наверняка.

Отвалил его к забору, снег ногой закидал, и стержень в снег. (Голой рукой не брал, без отпечатков, в газету завернул, и руки в перчатках). Ходом обратно. Газету скомкал - в уборную. Порошило - отряхнулся. Минуты три прошло, не дольше. Повстречается хозяйка или спросит - в уборную скажет выскакивал.

При расследовании прошел чисто. Никаких причин, ссор, выгоды. Видел последний, подтвердил. Из дому не выходил. Хозяйка подтвердила. Никаких улик и подозрений. Нервами он будь-будь обладал. Да что и в лице - друг все-таки, некоторые переживания уместны.

...Сошелся его расчет. В точности и тоньше. Девка очутилась при гробовом интересе. А он норовил попадаться на глаза - хотя и остерегаясь. Пусть было ей уж куда не до дедуктивных выкладок - но ее-то и могла озарить истина, зарвись он увлеченно. Кто б ей поверил, нет улик... все равно выдать себя недопустимо.

Предусмотренный вариант: знает от Брянцева, предлагает для выручки фиктивный брак. А там - тихой сапой обрабатывать. Семья, отец ребенку, опора, благодарность... Вероятно, получилось бы. Такие берут не мытьем, так катаньем.
Сложилось же для его желаний намного удачнее. Действительно, когда твердо решишься любой ценой - судьба поворачивает навстречу.

Жестокое испытание обнаружилось, главная трудность. Любил - сильней законов божеских и людских. Подушку грыз и плакал - двадцатичетырехлетний мужик, который в двадцать старшим лейтенантом был и на фронте ротой командовал. И - прикосновение первое, поцелуй первый, первая ночь. Сознание отрывается. От касаний ее плавился, от наготы слеп.
А волю любви дать не смей! Себя теряй - помни! Поймет - гибель!

Кара и истязание.
Превозмог.
(Ситуация: балансирование на проволоке. И так-то чужая любовь ей тяжка, и догадаться может, - и чтоб уверилась в покое за собственный обман.)
Месяцами; годами. Не скоро бросил беречься, раскрепостился: со временем, мол, полюбил так; и она уже привыкла...

Оттого еще и любил всю жизнь так сильно, что первый жар не изгорел, калился?..
Ладно в заботливости мог не сдерживаться - на характер, склонный к порядку, спишется: семья - значит заботиться надо.

Но вот сомнение: таким макаром себя давить, ломать, - что хочешь
задавить можно. Уж не медовый месяц, не первый годок - столько напряжения по укоренившейся привычке постоянно, что и вправду незаметно для самого любви уже может не оказаться...

Но прожил. С любовью, и с тайной захороненной.
Все же кремень... Кремень.

По сути - изверг, чего там... Убийца, и не просто... Друга - накануне свадьбы. Девушку любил - своей рукой обездолил. Ребенка - осиротил.
Но это - любил!.. Подумать - и жуть оказаться на ее месте... и не одна, наверно, замерла сладко, чтоб и ее кто настолько любил...

 

---