К ЗАРАТУСТРЕ

 

Учитель, я впитал твой дух, что ценно в тебе, чем одарил меня, это было подобно молнии, ударившей в ждущее ее дерево, духу, давшему силы взрасти молодой виноградной лозе. Подобно солнцу ты влил свет золотого тепла в мои чресла; подобно ветру, что заставляет затвердеть и покрыться легкой изморозью плод, просящейся в губы юной гречанки. Юность богов... Не осмелюсь пожалеть Заратустру, но об одиночестве сожалею его, и о великой тоске по сверхчеловеку.

Что ценно в тебе? твой дух, который передаешь образно, в каждом движении души, в каждом слове - прекрасная музыка, но трагичная, умилительная нотка есть в ней, тоска по ребенку. Чтобы понять тебя, в твои формы необходимо каждый раз вливать разное содержание. Но, признаться, на твоей почве растет демонический дух. Вот уж растение! Дух Сатаны.

Еще не поняли люди, что это лучшее растение, что все, что ни есть наилучшего обращается Сатаною, - в этом еще одна и самая великая трагедия жизни, за коей следует глубокое раскаяние; ибо чрезмерен Он; но что не чрезмерно, то нельзя назвать именем его; то никогда не станет наивысшим. Не знают они, что там, где середина, там величие и пороки мелки, так что и не заметно их.

Назову Люцифера. Христианство сыграло с ним злую шутку, окрестив злым, ну что ж, на погибель себе. Ныне солнечная звезда, дитя зари, символ возрождения жизни, восходя на утреннем небосклоне, заклеймена отрицанием. И ныне многие с тоской поднимают свои жадные взоры, исполненные призыва и надежды, а некоторые и черной ненависти, дабы обрести любовь в душе. Но не всем теперь светит темное Солнце Сатаны. Заратустра пел: "Я - свет; ах, если быть мне ночью! Но в том и одиночество мое, что опасен я светом! Ах, если бы быть мне темным и ночным! Как упивался бы я сосцами света! О, это вы, темные ночи, создаете теплоту из всего светящегося! О, только вы пьете молоко и усладу из сосцов света!" Слушаю тебя Заратустра и пою: "посредственность и убогость окрестили они Богом; вот к чему пришли, вот до чего додумались, и это правда; их горькая правда! Нормальность провозгласили они своим знаменем; ибо (неявно) поняли, что все наилучшее и наихудшее принадлежит Сатане. И в оправдание своей истины заклеймили Его, отяжелив только наихудшем; но в легкости отказали ему; отступили от горно-северного ветра; не я говорю это - это говорит необходимость во мне; ибо отрекся бы я и от Сатаны и от Бога, между ними повис бы, как искусный канатоходец, желающий знать только необходимость; высшая философия заключается в знании ее. Видит Бог, прислушивался я к Богу, порицал Сатану, не хотел с ним знаться, но сам пришел; ибо необходимость сказала во мне; ибо возлюбил воздух гор и глубины вод. Пишу эти строки в день воскресения Христа. Не есть ли это величайшее кощунство? Нет; ибо люблю я Христа, и воздаю ему должное, но не мое это, мало мне его; пастырь для стада, но не в стаде я. Оклеветали Антихриста, но только крайняя необходимость зла принадлежит ему; в самом христианстве нахожу я много зла, от которого открещиваются оно, но опять же сквозит в нем необходимость.

Лучше обрести уши и прислушиваться, прислушиваться к голосу Природы, к Ее целительному слову. До чего возвысился человек: он осудил Тебя, Природа, осудил свою мать, говорит он: плохо то, что творишь Ты. Недоволен бытием; говорит - несовершенен он, много зла в мире. Одни обвинения. Чувство вины в нем, научился винить он. Мудрому дано знать, что в несовершенстве твоем залог совершенства; в зле - залог добра. Пачкуны лишь кричат по углам о добре; те, кто творит, скромны; научились постижению зла; достигли высшей мудрости, кусая камень.

Эх, Учитель, есть у них одно слово "сатанизм" и навешивают они его на что ни попадя; как фиговым листочком прикрывают свое достоинство. На все, что способны они, так это, широко открыв глаза, или с усмешкой, произносить одно слово; дальше него не простираются их взоры. А если скажу я им, что "сатанизм" - это любовь к ближнему и дальнему, но дарящая не жалость, а силу, то пожмут недоверчиво плечами.

Подошел я к точке, к пику, к высокой горе, взглянул и воскликнул:

- Хватит! Устала Природа терпеть. Пусть следующие слова прозвучат как приговор: олицетворение: Венера - первосущность всякой любви; из ее сосцов сосет жизнь всякую благодать. Настало твое желанное утро, Заратустра, явись на небосклон Люцифером, утренним ликом. Но Веспер вечерний мне ближе всего; он предвещает тобой желанную ночь. И теперь кто против первейшей богини, пусть отречется и станет по другую сторону, а вместе с тем и отречется от всей эллинской культуры и того, что породила юность человечества! И отрекались, и истязали себя, но ныне измельчали, бессильные. Только одного прошу у них: пусть будут честными перед собою! А если скажут, что не всякая любовь от Венеры, то отвечу, что от Лукавого это.

 

 

Арман